Норма 8. Что касается объектов, то военные объекты ограничиваются теми объектами, которые в силу своего характера, расположения, назначения или использования вносят эффективный вклад в военные действия и полное или частичное разрушение, захват или нейтрализация которых при существующих в данный момент обстоятельствах даёт явное военное преимущество.Customary International Humanitarian Law, Cambridge University Press, 2005, том II, глава 2, раздел B.
Практика государств устанавливает эту норму в качестве нормы обычного международного права, применяемой во время как международных, так и немеждународных вооружённых конфликтов.
Это определение военных объектов закреплено в статье 52(2) Дополнительного протокола I, к которой не было сделано никаких оговорок
[1]. На Дипломатической конференции, принявшей Дополнительные протоколы, Мексика заявила, что статья 51 Дополнительного протокола I столь важна, что она не должна «быть предметом каких-либо оговорок, поскольку, в противном случае, она будет несовместима с целями и задачами Протокола I и подорвет его основу»
[2]. Это же определение использовалось в последующих договорах: в Протоколе II, Протоколе II с поправками и Протоколе III к Конвенции о конкретных видах обычного оружия, а также во Втором протоколе к Гаагской конвенции о защите культурных ценностей
[3].
Во многих военных уставах и наставлениях содержится это определение военных объектов
[4]. Оно подкреплено официальными заявлениями
[5]. Такова, в том числе, и практика государств, которые не являются или не являлись на соответствующий момент участниками Дополнительного протокола I
[6].
Это определение военных объектов было сочтено обычным Комитетом, учреждённым для рассмотрения бомбардировок НАТО Федеративной Республики Югославии
[7].
Хотя это определение военных объектов не было включено в Дополнительный протокол II, впоследствии оно вошло в договорное право, применяемое во время немеждународных вооружённых конфликтов, а именно в Протокол II с поправками к Конвенции о конкретных видах обычного оружия и во Второй протокол к Гаагской конвенции о защите культурных ценностей
[8]. Оно также содержится в Протоколе III к Конвенции о конкретных видах обычного оружия, который стал применяться к немеждународным вооружённым конфликтам в соответствии с поправкой к статье 1 Конвенции, принятой на основе консенсуса в 2001 г.
[9]Это определение включено в военные уставы и наставления, которые применимы или применялись во время немеждународных вооружённых конфликтов
[10]. Оно также содержится в некоторых внутригосударственных законодательных актах
[11]. Кроме того, это определение имеется в официальных заявлениях, относящихся к немеждународным вооружённым конфликтам
[12].
Практики, противоречащей данной норме, не было обнаружено ни в отношении международных, ни в отношении немеждународных вооружённых конфликтов в том смысле, что официально не выдвигалось никакого другого определения военных объектов. В отчёте о практике США объясняется, что Соединённые Штаты согласны с тем, что определение статьи 52(2) Дополнительного протокола I входит в обычное право, и что формулировка, использованная в Руководстве для военно-морских сил США, то есть эффективный вклад «в возможности неприятеля сражаться или поддерживать военные усилия», отражает их мнение, что это широкое определение охватывает участки земли, объекты, прикрывающие другие военные объекты, и поддерживающие военные усилия производственные мощности
[13].
Несколько государств указали, что при выборе целей они будут учитывать военное преимущество, ожидаемое от нападения в целом, а не от отдельных его частей
[14]. Военные уставы и наставления Австралии, Соединённых Штатов Америки и Эквадора предполагают, что ожидаемое военное преимущество может включать в себя и обеспечение большей безопасности нападающих или дружественных им сил
[15].
Во многих военных уставах и наставлениях предусматривается, что присутствие гражданских лиц на военных объектах или рядом с ними не предоставляет таким объектам иммунитет от нападений
[16]. Это относится, например, к гражданским лицам, работающим на военном заводе. Практика показывает, что такие лица подвергаются риску, связанному с нападением на этот военный объект, но сами не являются комбатантами. Это мнение подтверждается официальными заявлениями и отражённой в отчётах практикой
[17]. Подобные нападения, тем не менее, должны подчиняться принципу соразмерности (см. Норму 14) и требованию принимать меры предосторожности при нападении (см. Нормы 15–21). С этим вопросом связано и запрещение использования живых щитов (см. Норму 97).
В практике государств примерами военных объектов часто служат учреждения, здания и места, где находятся неприятельские комбатанты, их боевая техника и вооружение, а также военные транспортные средства и средства связи
[18]. Что касается объектов двойного использования, таких как гражданские транспортные средства или средства связи, которые могут быть использованы в военных целях, практика определяет, что классификация этих объектов зависит, в конечном счёте, от применения определения военных объектов
[19]. Производственные объекты, которые оказывают эффективную поддержку военным операциям, также приводятся в качестве примера военных объектов при условии, что нападение на них даёт явное военное преимущество
[20]. Кроме того, во многих военных уставах и наставлениях, а также официальных заявлениях предполагается, что участок земли может являться военным объектом, если удовлетворяет содержащимся в определении условиям
[21].