Норма 156. Серьёзные нарушения международного гуманитарного права являются военными преступлениями.Customary International Humanitarian Law, Cambridge University Press, 2005, том II, глава 44, раздел А.
Практика государств устанавливает эту норму в качестве нормы обычного международного права, применяемой во время как международных, так и немеждународных вооружённых конфликтов.
В Статуте Международного уголовного суда военные преступления определяются, среди прочего, как «серьёзные нарушения законов и обычаев, применимых в международных вооружённых конфликтах» и «серьёзные нарушения законов и обычаев, применимых в вооружённых конфликтах немеждународного характера»
[1]. Уставы Международных уголовных трибуналов по бывшей Югославии и Руанде и Специального суда по Сьерра-Леоне и Постановление Временной администрации ООН в Восточном Тиморе № 2000/15 также наделяют соответствующие судебные органы юрисдикцией в отношении «серьёзных» нарушений международного гуманитарного права
[2]. В деле Делалича в 2001 г., толкуя статью 3 Устава Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии, где перечисляются нарушения законов или обычаев войны, в отношении которых Трибунал обладает юрисдикцией, Апелляционная камера указала, что выражение «законы и обычаи войны» включает в себя все законы и обычаи войны в дополнение к тем, которые перечислены в этой статье
[3]. Прилагательное «серьёзные» в сочетании со словом «нарушения» можно найти в военных уставах и наставлениях и в законодательстве нескольких государств
[4].
Существует также практика, в которой не используется прилагательное «серьёзные» в отношении нарушений и в которой военные преступления определяются как любое нарушение законов или обычаев войны
[5]. В военных уставах и наставлениях и в законодательстве ряда государств от нарушений международного гуманитарного права также не требуется быть серьёзными, чтобы они считались военными преступлениями
[6]. Однако в большинстве случаев такие нарушения иллюстрируются в этой практике перечнем военных преступлений, обычно включающем в себя такие деяния, как грабёж, произвольное разрушение, убийство и дурное обращение, что показывает, что на самом деле эти государства ограничивают военные преступления наиболее серьёзными нарушениями международного гуманитарного права.
Дедуктивный анализ реального перечня военных преступлений, содержащегося в различных договорах и других международных документах, а также во внутригосударственном законодательстве и прецедентном праве, показывает1, что на практике нарушения рассматриваются как серьёзные и, следовательно, считаются военными преступлениями, если они подвергают опасности покровительствуемых лиц или объекты или попирают важные человеческие принципы.
(i) Деяние подвергает опасности покровительствуемых лиц или покровительствуемые объекты. Большинство военных преступлений связано со смертью, ранениями, разрушениями или незаконным захватом имущества. Однако не все эти действия обязательно должны приводить к реальному ущербу, нанесённому лицам или объектам, чтобы считаться военными преступлениями. Это стало очевидно при разработке Элементов преступлений для Международного уголовного суда. Бытло решено, например, что достаточно осуществить нападение на гражданских лиц или гражданские объекты, даже если что-то во время этого нападения неожиданно помешало причинить смерть или серьёзные ранения. Это может произойти в том случае, если производится нападение на гражданское население или отдельныи гражданских лиц, даже если из-за отказа оружия предполагаемая цель не была поражена. То же самое относится к случаю, когда покровительствуемое лицо подвергается медицинским экспериментам.: для того, чтобы это действие считалось военным преступлением, не требуется наличия реального увечья; достаточно того, что это действие подвергает опасности жизнь или здоровье данного лица
[7].
(ii) Деяние попирает важные принципы. Действия могут являться военными преступлениями, потому что они попирают важные человеческие принципы, даже если они не представляют непосредственной физической опасности для лиц или объектов. Сюда относятся, например, надругательство над мёртвыми
[8]; унизительное обращение
[9]; принуждение к работе, которая напрямую способствует военным операциям неприятеля
[10]; нарушение права на справедливое судебное разбирательство
[11]; вербовка в вооружённые силы! детей младше 15 лет
[12].
При рассмотрении предварительной апелляции по делу Тадича в 1995 г. Апелляционная камера Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии постановила, что,для того, чтобы правонарушение стало предметом разбирательства Трибунала, «нарушение должно быть серьёзным, то есть оно должно нарушать норму, защищающую важные ценности, и также нарушение должно быть связано с трагическими последствиями для жертвы». Далее она проиллюстрировала этот анализ, указав, что присвоение комбатантом на оккупированной территории буханки хлеба, принадлежащей частному лицу, нарушает статью 46(1) Гаагского положения, но не является «серьёзным» нарушением международного гуманитарного права
[13]. Как можно видеть из приведённых выше примеров военных преступлений, нарушения не обязательно должны приводить к смерти или физическому увечью или даже к угрозе смерти или увечья, хотя нарушение норм, защищающих важные ценности, часто вызывают душевные страдания и тревогу жертв.
При рассмотрении предварительной апелляции в деле Тадича в 1995 г. Апелляционная камера Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии указала, что «нарушение нормы [международного гуманитарного права] должно повлечь за собой, в соответствии с обычным или договорным правом, индивидуальную уголовную ответственность лица, нарушившего эту норму»
[14]. Такой подход последовательно применялся Международными уголовными трибуналами по бывшей Югославии и Руанде в их прецедентном праве, относящемся к серьёзным (serious) нарушениям международного гуманитарного права, которые не являются серьёзными (grave) нарушениями в соответствии с Женевскими конвенциями
[15]. Например, что касается серьёзных (serious) нарушений Дополнительного протокола I, не являющихся серьёзными (grave) нарушениями в соответствии с Женевскими конвенциями, Международный уголовный трибунал по бывшей Югославии должен был рассмотреть, влекут ли за собой такие нарушения индивидуальную уголовную ответственность по обычному международному праву, или Дополнительный протокол I предусматривает индивидуальную уголовную ответственность, несмотря на то, что это нарушение не числится среди серьёзных (grave) нарушений
[16].
(Примечание переводчика. Два английских термина serious и grave переводятся на русский язык одним термином – серьёзный, разница между ними состоит в том, что первый термин имеет более широкое значение).
Эта практика не исключает возможности того, что государство в своём национальном законодательстве определит другие нарушения международного гуманитарного права как военные преступления. Однако последствия такого решения не распространяются за пределы этого государства, обязательство пресекать такие преступления не становится международным, а юрисдикция в отношении этих преступлений не становится универсальной.
Более ранняя практика свидетельствует о том, что международное сообщество не обязательно должно в прямой форме признать конкретное действие военным преступлением, чтобы суд признал, что оно составляет военное преступление. Это подтверждается множеством решений национальных судов, которые признавали подсудимых виновными в военных преступлениях, совершённых во время Второй мировой войны, но не включённых в Уставы Международных военных трибуналов в Нюрнберге и Токио, например, в отказе в справедливом судебном разбирательстве
[17], надругательстве над мёртвыми
[18], оскорблении религиозных чувств военнопленных
[19] и злоупотреблении эмблемой красного креста
[20].
Внутригосударственная практика после Второй мировой войны показала, что государства, традиционно пользующиеся системой общего права, склонялись к тому, чтобы судить лиц на основании международного права, тогда как государства, традиционно использующие римское право, при отсутствии особого законодательства о военных преступлениях за те же преступления судили лиц на основании своего обычного уголовного законодательства
[21]. Следовательно, с точки зрения последних, если деяние являлось преступным в мирное время, при совершении его во время вооружённого конфликта его можно было рассматривать как военное преступление при условии, что это деяние также было запрещено законами и обычаями войны. Существует и более поздняя практика, свидетельствующая о том же
[22].
Международный военный трибунал в Нюрнберге определил, что нарушения Гаагского положения составляют военные преступления, поскольку эти договорные нормы к моменту Второй мировой войны вошли в число норм обычного права. Сходным же образом обсуждение Статута Международного уголовного суда основывалось на той предпосылке, что деяние должно представлять собой нарушение нормы обычного международного права, чтобы являться военным преступлением, которое будет включено в Статут. Другим примером того, как нарушения обычного международного права использовались как основа для определения военных преступлений, является резолюция, принятая на основе консенсуса Комиссией ООН по правам человека и объявившая военными преступлениями «постоянные серьёзные нарушения» Израилем Четвёртой Женевской конвенции и Дополнительного протокола I
[23]. Поскольку на тот момент ни Израиль, ни многие из членов Комиссии не ратифицировали Дополнительный протокол I, это утверждение должно было основываться на общем согласии относительно того, что эти нарушения являются военными преступлениями в соответствии с обычным международным правом.
Однако в подавляющем большинстве случаев практика не ограничивает понятие военных преступлений нарушениями обычного международного права. Почти во всех военных уставах и наставлениях и уголовных кодексах говорится о нарушениях как обычного права, так и применяемого договорного права
[24]. Кроме того, существуют официальные заявления, определяющие нарушения договорного права как военные преступления
[25]. При рассмотрении предварительной апелляции в деле Тадича в 1995 г. Апелляционная камера Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии также указала, что военные преступления могут представлять собой серьёзные нарушения как норм обычного права, так и применяемых договорных положений, т.е. тех положений, которые «бесспорно были обязательными для сторон [в вооружённом конфликте] на момент совершения предполагаемого правонарушения»
[26].
Практика представляет дополнительные разъяснения относительно характера деяния, являющегося военным преступлением совершивших его лиц, и их психического состояния.
(i) Действия или бездействие. Военные преступления могут составлять действия или бездействие. Примерами последнего могут служить необеспечение справедливого судебного разбирательства и непредоставление продовольствия или необходимой медицинской помощи лицам, находящимся во власти неприятеля
[27]. В отличие от преступлений против человечности, которые состоят в «широкомасштабном и систематическом» совершении запрещённых действий, военным преступлением является любое серьёзное нарушение международного гуманитарного права. Это становится очевидным из обширного и последовательного прецедентного права, существующего со времени Первой мировой войны до наших дней.
(ii) Лица, совершившие преступление. Практика, отражённая в законодательстве, военных уставах и наставлениях и прецедентном праве, показывает, что военные преступления являются нарушениями, совершёнными либо лицами, принадлежащими к личному составу вооружённых сил, либо гражданскими лицами в отношении вооружённых сил, гражданских лиц или пользующихся защитой объектов неприятельской стороны
[28], Национальное законодательство обычно не ограничивает условие совершения военных преступлений личным составом вооружённых сил, а скорее указывает деяния, которые являются преступными вне зависимости от того, кто их совершил
[29], Такой же подход принят в нескольких военных уставах и наставлениях
[30], В ряде военных уставов и наставлений, а также в некоторых законодательных актах термин «гражданское лицо» в прямой форме включён в перечень лиц, которые могут совершить военные преступления
[31].
(iii) Психическая составляющая. Международное прецедентное право указывает1, что военные преступления являются нарушениями, которые совершаются сознательно, т. е, либо умышленно (dolus directus), либо по грубой неосторожности (dolus eventualis)
[32], Конкретная психическая составляющая меняется в зависимости от преступления
[33].
Военные преступления включают в себя следующие серьёзные нарушения международного гуманитарного права:
(i) Серьёзные нарушения Женевских конвенций:
В случае международного вооружённого конфликта любое из следующих деяний, направленных против лиц или имущества, находящихся под защитой положений соответствующей Женевской конвенции:
• преднамеренное убийство;
• пытки или бесчеловечное обращение, включал биологические эксперименты;
• преднамеренное причинение тяжелых страданий или серьезного увечья, нанесение ущерба здоровью;
• незаконное, произвольное и крупномасштабное уничтожение и присвоение имущества, не вызываемое военной необходимостью;
• принуждение военнопленного или другого покровительствуемого лица к службе в вооруженных силах неприятельской державы;
• умышленное лишение военнопленного или другого покровительствуемого лица прав на беспристрастное и нормальное судопроизводство;
• незаконное депортирование или перемещение;
• незаконное лишение свободы;
• взятие заложников.
Этот перечень серьёзных нарушений был включён в Женевские конвенции, главным образом, на основании преступлений, в отношении которых после Второй мировой войны осуществляли судебное преследование Международные военные трибуналы в Нюрнберге и Токио, а также национальные суды. Этот перечень повторяется в Уставе Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии и Статуте Международного уголовного суда
[34]. Он также встречается в законодательстве многих государств
[35]. Идея о том, что такие нарушения являются военными преступлениями, не вызывает сомнений.
(ii) Другие серьёзные нарушения международного гуманитарного права, совершённые во время международного вооружённого конфликта:
• посягательство на человеческое достоинство, в частности оскорбительное и унижающее обращение, и надругательство над мертвыми;
• принудительная стерилизация;
• принуждение граждан противной стороны к участию в военных действиях против их собственной стороны;
• убийство или ранение комбатанта, который сдался или иным образом вышел из строя;
• заявление о том, что пощады не будет;
• ненадлежащее использование отличительных эмблем, указывающих на статут покровительствуемого лица или объекта, следствием которого является смерть или причинение ущерба личности;
• ненадлежащее использование флага, военных знаков различия и формы неприятеля, следствием которого является смерть или причинение ущерба личности;
• убийство или ранение неприятеля с помощью вероломства;
• нападение на медицинский или духовный персонал, медицинские формирования или санитарно-транспортные средства;
• грабеж или иной захват имущества, противоречащий международному гуманитарному праву;
• уничтожение имущества, не вызванное военной необходимостью.
Эти нарушения были предметом судебных процессов после Второй мировой войны, проводимых в связи с совершением военных преступлений
[36]. Они также включены в Статут Международного уголовного суда или, если не воспроизводятся в точно такой же формулировке, на деле учтены в нём, как свидетельствуют Элементы преступлений для Международного уголовного суда
[37]. Военное преступление в виде «нападения на медицинский или духовный персонал, медицинские формирования или санитарно-транспортные средства» отражает отдельные стороны военного преступления, содержащегося в статье 8(2)(b)(ix) и (xxiv) Статута Международного уголовного суда
[38]. Определение этих нарушений как военных преступлений в Статуте Международного уголовного суда не вызвало разногласий. Нападение на лиц, вышедших из строя, и вероломное использование защитных эмблем или знаков включены в число серьёзных нарушений Дополнительного протокола I
[39]. Также существует практика, распространяющая сферу действия этих военных преступлений на вероломное использование защитных
сигналов[40].(ii) Другие серьёзные нарушения международного гуманитарного права, совершённые во время международного вооружённого конфликта (продолжение):
• превращение гражданского населения или отдельных гражданских лиц, не принимающих непосредственного участия в военных действиях, в объект нападения;
• совершение нападения, когда известно, что такое нападение явится причиной случайной гибели или увечья гражданских лиц или ущерба гражданским объектам, которые будут явно несоизмеримы с конкретным и прямым военным преимуществом, которое предполагается получить;
• превращение необороняемых местностей и демилитаризованных зон в объект нападения;
• причинение лицам, которые находятся под властью противной стороны, физических увечий или совершение над ними медицинских или научных экспериментов любого рода, которые не оправданы необходимостью медицинского, зубоврачебного или больничного лечения соответствующего лица и не осуществляются в его интересах и которые вызывают смерть или серьезно угрожают здоровью такого лица или лиц;
• перемещение оккупирующей державой части ее собственного гражданского населения на оккупируемую ею территорию или депортация или перемещение всего или части населения оккупированной территории в пределах этой территории или за ее пределы;
• превращение в объект нападения зданий, предназначенных для целей религии, образования, искусства, науки или благотворительности, или исторических памятников, при условии, что они не являются военными объектами.
Эти нарушения обычного международного права включены в число серьёзных нарушений Дополнительного протокола I и военных преступлений в Статуте Международного уголовного суда
[41]. Формулировки в этих двух документах слегка различаются, однако по сути это одни и те же нарушения, что указано в Элементах преступлений для Международного уголовного суда.
(i) Превращение гражданского населения или отдельных гражданских лиц, не принимающих непосредственного участия в военных действиях, в объект нападения. Помимо указанной выше практики существует множество примеров национальных законодательных актов, которые объявляют нападение на гражданских лиц преступным деянием; это относится и законодательству государств, которые не являются или не являлись на соответствующий момент участниками Дополнительного протокола I
[42]. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 1.
(ii) Совершение нападения, когда известно, что такое нападение явится причиной случайной гибели или увечья гражданских лиц или ущерба гражданским объектам, которые будут явно несоизмеримы с конкретным и прямым военным преимуществом, которое предполагается получить. Помимо указанной выше практики, многие государства приняли национальное законодательство, объявляющее преступлением осуществление нападения, которое нарушает принцип соразмерности
[43]. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 14.
Определение военного преступления в виде «совершения нападения, когда известно, что такое нападение явится причиной случайной гибели или увечья гражданских лиц или ущерба гражданским объектам, которые будут явно несоизмеримы с конкретным и прямым военным преимуществом, которое предполагается получить» ближе к формулировке, использованной в Статуте Международного уголовного суда
[44]. Слова «общее» нет ни в статьях 51 и 85 Дополнительного протокола I, ни в основной норме обычного международного права (см. Норму 14). В Статуте Международного уголовного суда это слово было добавлено, кажется, с целью показать, что конкретная цель может дать важное военное преимущество, которое будет ощущаться на протяжении длительного времени и повлияет на военные действия в областях, которые не находятся вблизи самой цели. Поскольку такое значение включено в существующую формулировку Дополнительного протокола I и в основную норму обычного международного права, включение слова «общее» не вносит ничего нового
[45].
(iii) Превращение необороняемых местностей и демилитаризованных зон в объект нападения. Помимо указанной выше практики, нападение на необороняемые местности является преступлением по законодательству многих государств
[46]. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 37.
Хотя «превращение демилитаризованных зон в объект нападения» является серьёзным нарушением Дополнительного протокола I, оно не включено как таковое в Статут Международного уголовного суда. Тем не менее, нападения на демилитаризованные зоны являются преступлением по законодательству многих государств
[47]. Кроме того, такие нападения, вероятно, являются военными преступлениями, определяемыми как «нападения на гражданские объекты, т. е. объекты, которые не являются военными целями» или «нападения на гражданское население как таковое или отдельных гражданских лиц, не принимающих непосредственного участия в военных действиях», содержащиеся в Статуте
[48].
Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 36.
(iv) Причинение лицам, которые находятся под властью противной стороны, физических увечий или совершение над ними медицинских или научных экспериментов любого рода, которые не оправданы необходимостью медицинского, зубоврачебного или больничного лечения соответствующего лица и не осуществляются в его интересах и которые вызывают смерть или серьёзно угрожают здоровью такого лица или лиц. Помимо указанной выше практики, многие военные уставы и наставления предусматривают запрещение нанесения физических увечий, проведения медицинских или научных экспериментов или других медицинских процедур, которые не требуются по состоянию здоровья соответствующего лица и не соответствуют общепринятым медицинским нормам
[49]. Это запрещение также широко распространено в национальном законодательстве
[50]. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 92.
(v) Перемещение оккупирующей державой части её собственного гражданского населения на оккупируемую ею территорию или депортация или перемещение всего или части населения оккупированной территории в пределах этой территории или за её пределы. Помимо указанной выше практики, многие военные уставы и наставления запрещают депортацию или перемещение стороной в конфликте части её собственного гражданского населения на оккупируемую ею территорию
[51]. Эта норма включена в законодательство многих государств
[52].
Кроме того, многие военные уставы и наставления запрещают незаконную депортацию или перемещение гражданских лиц на оккупированной территории
[53]. Осуществление такой депортации или перемещений является преступлением по законодательству многих государств
[54]. Существует также прецедентное право, связанное с Второй мировой войной, которое подтверждает это запрещение
[55].
Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Нормам 129–130.
(vi) Превращение в объект нападения зданий, предназначенных для целей религии, образования, искусства, науки или благотворительности, или исторических памятников, при условии, что они не являются военными объектами. Помимо указанной выше практики, нападение на такие объекты является наказуемым правонарушением по законодательству многих государств
[56].
Что касается нападений на религиозные объекты или культурные ценности, в Статуте Международного уголовного суда основанием для определения этого военного преступления служит тот факт, что подобное нападение является нарушением обычного международного права, в частности, потому что указанные объекты являются гражданскими, и это запрещение включено в Гаагское положение
[57]. Дополнительный протокол I предусматривает1, что нападения на религиозные объекты или культурные ценности являются серьёзными нарушениями, если таким объектам предоставлена особая защита
[58]. На практике это относится к режиму специальной защиты, создаваемому Гаагской конвенцией о защите культурных ценностей
[59]. Второй протокол к Гаагской конвенции о защите культурных ценностей также распространяет на такие объекты культуры, пользующиеся особой защитой («находящиеся под усиленной защитой»), режим серьёзных нарушений, предусматривая, что нападение на такие объекты или использование таких объектов в военных целях должно повлечь за собой судебное преследование или экстрадицию на основании универсальной юрисдикции
[60]. Хотя нападение на религиозный объект или объект культуры является военным преступлением по обычному международному праву, обязательство осуществлять судебное преследование или экстрадицию на основании универсальной юрисдикции в отношении серьёзных нарушений, выделяемых в связи с этими объектами в Дополнительном протоколе I и Втором протоколе к Гаагской конвенции о защите культурных ценностей, связывает лишь участников этих договоров. Это относится ко всем перечисленным здесь военным преступлениям, которые являются серьёзными нарушениями Дополнительного протокола I (см. комментарий к Норме 157).
Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 38.
(ii) Другие серьёзные нарушения международного гуманитарного права, совершённые во время международного вооружённого конфликта (продолжение):
• нападение на гражданские объекты, т.е. объекты, которые не являются военными целями;
• совершение действий, подвергающих гражданское население голоду, в качестве способа ведения войны путем лишения его предметов, необходимых для выживания, включая создание препятствий для предоставления помощи;
• нападение на персонал и объекты, которые задействованы в оказании гуманитарной помощи или в миссии по поддержанию мира в соответствии с Уставом Организации Объединённых Наций, пока они имеют право на защиту, которой пользуются гражданские лица или гражданские объекты по международному гуманитарному праву;
• совершение нападения, когда известно, что такое нападение явится причиной обширного, долгосрочного и серьезного ущерба окружающей среде, который будет явно несоизмерим с конкретным и непосредственно ожидаемым военным преимуществом;
• применение запрещенных видов оружия;
• объявление отмененными, приостановленными или недопустимыми в суде прав и исков граждан противной стороны;
• использование живых щитов;
• набор или вербовка детей в возрасте до пятнадцати лет в состав вооруженных сил или их использование для активного участия в военных действиях;
• сексуальное насилие, в частности, изнасилование, обращение в сексуальное рабство, принуждение к проституции и принудительная беременность.
Эта группа военных преступлений включена в Статут Международного уголовного суда
[61]. За исключением военного преступления в виде «объявления отмененными, приостановленными или недопустимыми в суде прав и исков граждан противной стороны», эти преступления отражают развитие обычного международного права после принятия Дополнительного протокола I в 1977 г.
(i) Нападение на гражданские объекты, т. е. объекты, которые не являются военными целями. Принадлежность военного преступления в виде нападения на гражданские объекты к обычному праву была признана в нескольких решениях Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии
[62]. Многие государства приняли законодательные акты, объявляющие преступлением нападение на гражданские объекты во время вооружённого конфликта
[63]. Это военное преступление на самом деле является современной формулировкой, основанной на норме Гаагского положения, которая запрещает уничтожение неприятельской собственности, если оно не вызвано настоятельной военной необходимостью
[64]. Это положение также распространяется на намеренное уничтожение окружающей среды. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Нормам 7 и 50.
(ii) Совершение действий, подвергающих гражданское население голоду, в качестве способа ведения войны путём лишения его предметов, необходимых для выживания, включая создание препятствий для предоставления помощи. Запрещение использования голода в качестве метода ведения войны считалось новой нормой во времена принятия Дополнительного протокола I. Однако с тех пор практика превратила эту норму в норму обычного права, и никто не оспаривал её включение в Статут Международного уголовного суда в качестве военного преступления в случае совершения во время международного вооружённого конфликта. Уничтожение объектов, необходимых для выживания гражданского населения, также запрещено в обычном праве. На самом деле, даже осуществлялось судебное преследование в связи с уничтожением посевов в операции «выжженной земли» во время Второй мировой войны, хотя основанием для судебного преследования было уничтожение имущества, не вызванное военной необходимостью
[65]. Запрещение использования голода закреплено во многих военных уставах и наставлениях
[66]. Многие государства приняли законодательные акты, объявляющие преступлением использование голода среди гражданского населения в качестве метода ведения войны
[67]. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Нормам 53–55.
(iii) Нападение на персонал и объекты, которые задействованы в оказании гуманитарной помощи или, в миссии по поддержанию мира в соответствии с Уставом Организации Объединённых Наций, пока они имеют право на защиту, которой пользуются гражданские лица или гражданские объекты по международному гуманитарному праву. Запрещение нападения на войска по поддержанию мира было разработано в течение последних нескольких десятилетий, когда такие силы начали применяться всё чаще. Криминализация таких действий сначала была введена в Конвенции о безопасности персонала ООН и связанного с ней персонала
[68]. Хотя эта Конвенция пока ратифицирована немногими государствами, содержащаяся в ней квалификация нападений на такой персонал или принадлежащие ему объекты как военных преступлений была без возражений принята при обсуждении Статута Международного уголовного суда. По законодательству многих государств нападение на персонал и объекты, задействованные в миссиях по поддержанию мира, является преступлением
[69].
Как показывает формулировка Статута Международного уголовного суда, «пока они имеют право на защиту, которой пользуются гражданские лица или гражданские объекты по международному гуманитарному праву»
[70], это военное преступление является частным случаем военных преступлений, совершаемых в виде нападения на гражданское население или отдельных гражданских лиц и нападения на гражданские объекты. В случае нападения на войска, это деяние будет преступным лишь в том случае, если на тот момент эти войска не приняли участия в военных действиях и не утеряли, тем самым, права на защиту, предоставляемую гражданским лицам по международному гуманитарному праву (см. Норму 6). Гуманитарная помощь в этом положении должна означать помощь, оказываемую войсками или гражданскими лицами во время операций, совершаемых по поддержанию мира, или гражданскими лицами в других ситуациях. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Нормам 31 и 33.
(iv) Совершение нападения, когда известно, что такое нападение явится причиной обширного, долгосрочного и серьёзного ущерба окружающей среде, который будет явно несоизмерим с конкретным и непосредственно ожидаемым, военным преимуществом. Защита окружающей среды получила существенное развитие со времени принятия Дополнительного протокола I. Описание военного преступления, касающегося окружающей среды, в Статуте Международного уголовного суда, которое объединяет высокие требования к ущербу с отсутствием соразмерности
[71], является более ограничительным, чем обычные запрещения, относящиеся к окружающей среде (см. Нормы 43 и 45). При обсуждении Статута Международного уголовного суда включение в него этого военного преступления не вызвало разногласий. Кроме того, умышленное нападение на окружающую среду, не вызванное военной необходимостью, также будет составлять военное преступление, поскольку на деле оно будет являться нападением на гражданский объект (см. Норму 7).
(v) Применение запрещённых видов оружия. Государства, обсуждавшие Статут Международного уголовного суда, основывались на том, что перечень военных преступлений в Статуте отражает нормы обычного права, в том числе и перечень видов оружия, применение которых подпадает под юрисдикцию Суда. Помимо конкретных видов оружия, перечисленных в статье 8(2)(b)(xvii)–(xix) Статута, в статье 8(2)(b)(xx) также говорится о видах оружия, которые вызывают чрезмерные повреждения или ненужные страдания или которые являются неизбирательными по своей сути, а также добавляется, что такое оружие должно быть предметом всеобъемлющего запрещения и должно быть включено в приложение к Статуту
[72].
Несколько военных уставов и наставлений предусматривают, что применение запрещённых видов оружия является военным преступлением
[73]. Кроме того, применение оружия, запрещённого по международному праву, является уголовным преступлением по законодательству многих государств
[74]. Эта практика обширна и представительна.
(vi) Объявление отмененными, приостановленными или недопустимыми в суде прав и исков граждан противной стороны. Это запрещение берёт начало в Гаагском положении
[75]. Оно, не вызвав разногласий, было включено в Статут Международного уголовного суда, поскольку было сочтено частью обычного международного права
[76].
(vii) Использование живых щитов. Использование живых щитов запрещено по обычному международному праву (см. Норму 97), но Международный уголовный трибунал по бывшей Югославии также признал его военным преступлением как бесчеловечное или жестокое обращение
[77] или как посягательство на человеческое достоинство
[78]. Включение этого положения в Статут Международного уголовного суда не вызвало разногласий
[79]. Использование живых щитов является уголовным преступлением по законодательству многих государств
[80]. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 97.
(viii) Набор или вербовка детей в возрасте до пятнадцати лет в состав вооружённых сил или их использование для активного участия в военных действиях. Запрещение вербовки детей в возрасте до 15 лет в вооружённые силы или их использования для активного участия в военных действиях было введено в Дополнительном протоколе I
[81]. Хотя это относительно новое положение, включение таких деяний как военных преступлений в Статут Международного уголовного суда не вызвало разногласий. Вербовка детей запрещена по законодательству многих государств
[82]. Использование детей для активного участия в военных действиях также запрещено по законодательству многих государств
[83]. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Нормам 136–137.
(ix) Сексуальное насилие, в частности, изнасилование, обращение в сексуальное рабство, принуждение к проституции и принудительная беременность. Прямое перечисление в Статуте Международного уголовного суда различных форм сексуального насилия в качестве военных преступлений отражает изменения, произошедшие в обществе за последние десятилетия, особенно возникшую потребность в большем уважении и признании женщин. Хотя изнасилование запрещалось Женевскими конвенциями, оно не было в прямой форме включено в перечень серьёзных нарушений ни Конвенций, ни Дополнительного протокола I, но должно было считаться серьёзным нарушением на основании того, что составляло бесчеловечное обращение или преднамеренное причинение тяжёлых страданий или серьёзного увечья или нанесение ущерба здоровью. Оно не являлось предметом судебных разбирательств, касавшихся военных преступлений, происходивших после Второй мировой войны, хотя сексуальное насилие было тогда широко распространено. Однако с тех пор преступный характер изнасилования или сексуального нападения, совершённого во время вооружённого конфликта, был признан в законодательстве многих государств
[84]. К тому же на этом основании Международные трибуналы по бывшей Югославии и Руанде в нескольких случаях осуществляли судебное преследование и вынесли несколько обвинительных приговоров
[85].
Включение преступлений в виде сексуального насилия в Статут Международного уголовного суда само по себе не вызвало разногласий. Однако существовали некоторые разногласия относительно двух преступлений, совершаемых в виде сексуального насилия, а именно: «принудительной беременности» и «любые другие виды сексуального насилия». «Принудительная беременность» была включена в Статут Международного уголовного суда в качестве преступления по предложению Боснии и Герцеговины (и других стран) из-за частоты, с которой подобные действия совершались во время вооружённого конфликта в этом государстве
[86]. Однако некоторые делегации опасались, что это преступление можно истолковать таким образом, что оно накладывает на государство обязанность обеспечить женщинам, которых принудили забеременеть, возможность сделать аборт
[87]. Учитывая, что это преступление связано с двумя другими военными преступлениями, а именно: с изнасилованием и незаконным лишением свободы, тот факт, что это деяние считается преступным по обычному праву, не подвергается сомнению. Квалификация «любых других видов сексуального насилия» как военного преступления вызвала некоторые возражения отдельных делегаций, поскольку они сочли её несколько расплывчатой. Проблема была решена путём добавления слов «также являющиеся грубым нарушением Женевских конвенций». Хотя некоторые группы, настаивавшие на включении этого преступления, стремились подчеркнуть, что любая форма сексуального насилия должна считаться серьёзным нарушением, в Элементах преступлений для Международного уголовного суда эта фраза была истолкована государствами как требующая, чтобы «деяние было сравнимо по своей тяжести с серьёзным нарушением Женевских конвенций»
[88].
Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 93.
(ii) Другие серьёзные нарушения международного гуманитарного права, совершённые во время международного вооружённого конфликта (продолжение):
• рабство и депортация с целью использования рабского труда;
• коллективные наказания;
• ограбление раненых, больных, потерпевших кораблекрушение и мертвых;
• нападение на парламентера или лицо, выступающее под флагом перемирия, или дурное обращение с ним;
• неоправданная задержка репатриации военнопленных или гражданских лиц;
• применение практики апартеида или других негуманных или унижающих действий, оскорбляющих достоинство личности, основанных на расовой дискриминации;
• совершение нападения неизбирательного характера, которое приводит к смерти или ранениям гражданских лиц или причиняет ущерб гражданским объектам;
• совершение нападения на установки или сооружения, содержащие опасные силы, когда известно, что такое нападение явится причиной чрезмерных случайных потерь жизни и ранений среди гражданского населения или причинит случайный ущерб гражданским объектам.
Эти военные преступления как таковые не упоминаются в Статуте Международного уголовного суда. Однако они являются преступлениями либо потому, что такие деяния на практике составляют одно или более из преступлений, перечисленных в Статуте, либо потому, что они являются нарушениями обычного международного права, преступный характер которых признан международным сообществом.
(i) Рабство и депортация с целью использования рабского труда. Рабство и депортация с целью использования рабского труда являются нарушениями обычного международного права (см. Нормы 94–95), и их осуществление во время вооружённого конфликта составляет военное преступление. Законодательство многих государств запрещает рабство и работорговлю, или «порабощение»
[89]. Депортация с целью использования рабского труда входит в число военных преступлений, перечисленных в Уставе Международного военного трибунала в Нюрнберге
[90]. «Порабощение» и депортация с целью использования рабского труда стали основанием для нескольких судебных процессов по военным преступлениям, прошедшим после Второй мировой войны
[91]. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Нормам 94–95.
(ii) Коллективные наказания. Коллективные наказания приравниваются к лишению жертв прав на справедливое судебное разбирательство и входят в число военных преступлений в законодательстве многих государств
[92]. В зависимости от характера наказания, оно может составлять одно или более из других военных преступлений, как было признано, например, в деле Прибке в 1997 г., которое касалось убийств как репрессалий во время Второй мировой войны
[93]. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 103.
(iii) Ограбление раненых, больных, потерпевших кораблекрушение и мёртвых. В деле Пола в 1947 г. Военный трибунал США в Нюрнберге указал, что ограбление мёртвых «является и всегда являлось преступлением»
[94]. Такие деяния обычно приравниваются к грабежу или захвату имущества в нарушение международного гуманитарного права. Эти деяния также конкретно квалифицируются как преступные действия в законодательстве многих государств
[95].
Женевская конвенция об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях 1906 г. требует, чтобы принимались «необходимые меры для пресечения во время войны отдельных актов грабежа и дурного обращения с больными и ранеными в армиях»
[96]. Многие военные уставы и наставления, в частности, запрещают ограбление раненых, больных и потерпевших кораблекрушение, которое иногда называется «мародерством», или предусматривают, что оно является военным преступлением
[97].
Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Нормам 111 и 113.
(iv) Нападение на парламентера или лицо, выступающее под флагом перемирия, или дурное обращение с ним. Это нарушение Гаагского положения и обычного международного права (см. Норму 67). Оно составляет нападение либо на гражданское лицо, либо на комбатанта, в этот момент вышедшего из строя, и, следовательно, является военным преступлением. В нескольких уставах и наставлениях считается, что нападения на парламентера, выступающего под белым флагом перемирия, является военным преступлением
[98]. Нарушение неприкосновенности парламентеров является преступлением по законодательству многих государств
[99]. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 67.
(v) Неоправданная задержка репатриации военнопленных или. гражданских лиц. Это военное преступление входит в перечень серьёзных нарушений Дополнительного протокола I
[100]. До сих пор случаев судебного преследования в связи с этим военным преступлением отмечено не было, и оно не включено конкретно в число преступлений в Статуте Международного уголовного суда. Однако преступный характер этого нарушения был признан 161 государством – участником Дополнительного протокола I. Законодательство многих государств, в том числе законодательство Азербайджана, не являющегося участником Дополнительного протокола I, предусматривает, что это составляет военное преступление
[101]. В том случае, если задержка репатриации военнопленных или гражданских лиц является неоправданной, на практике более не будет существовать правовой основы для лишения их свободы, и задержка будет приравниваться к незаконному содержанию под стражей (см. комментарий к Норме 99).
(vi) Применение практики апартеида или других негуманных или утекающих. действий, оскорбляющих достоинство личности, основанных на расовой дискриминации. Это военное преступление входит в перечень серьёзных нарушений Дополнительного протокола I
[102]. Оно не включено именно в такой формулировке в перечень военных преступлений в Статуте Международного уголовного суда, однако подобные действия будут составлять военное преступление в виде посягательства на человеческое достоинство, а также оскорбительного и унижающего обращения. Практика апартеида c точки зрения международного гуманитарного права является преступлением в соответствии с законодательством многих государств
[103]. Кроме того, уважение ко всем лицам, вышедшим из строя, без всякого неблагоприятного различия является одной из основных гарантий, предусмотренных в обычном международном праве (см. Норму 88).
(vii) Совершение нападения неизбирателъного характера, которое приводит к смерти или ранениям гражданских лиц или причиняет ущерб гражданским объектам. Запрещение нападений неизбирательного характера является частью обычного международного права (см. Норму 11). Совершение нападения неизбирательного характера является преступлением по законодательству многих государств
[104]. Хотя оно не включено как таковое в Статут Международного уголовного суда, нападение неизбирательного характера на практике представляет собой нападение на гражданских лиц, как указал Международный суд в деле о ядерном оружии в 1996 г. и Международный уголовный трибунал по бывшей Югославии в нескольких своих решениях
[105].
В Статуте Международного уголовного суда описание «намерения» включает в себя то условие, что лицо, собирающее причинить последствие, «сознаёт1, что [это последствие] наступит при обычном ходе событий»
[106]. Ясно, что само по себе совершение нападения, если известно, что оно может привести к жертвам среди гражданского населения, необязательно составляет нападение неизбирательного характера, поскольку случайные ранения или побочный ущерб сами по себе не запрещены. Однако нападение, при котором не делается попытки как следует нацелить удар на военный объект или затрагиваются гражданские лица, и при этом не уделяется внимание вероятному числу погибших или раненых, является нападением неизбирательного характера. Совершение такого нападения, если известно, что случайные потери жизни, ранения среди гражданского населения или ущерб гражданским объектам будут чрезмерными, квалифицируется как серьёзное нарушение в Дополнительном протоколе I
[107]. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 11.
(viii) Совершение нападения на установки, или сооружения, содержащие опасные силы, когда известно, что такое нападение явится причиной чрезмерных случайных потерь жизни, и ранений среди гражданского населения или причинит случайный ущерб гражданским объектам. Это военное преступление входит в перечень серьёзных нарушений Дополнительного протокола I
[108]. Оно относится к нападениям на установки или сооружения, которые сами по себе являются военными объектами, или к нападениям на военные объекты, расположенные в таких установках или вблизи от них, ведущим к чрезмерным случайным потерям среди гражданского населения и ущербу гражданским объектам
[109]. Такое нападение является нарушением обычного международного права и на практике также подпадает под Статут Международного уголовного суда («умышленное совершение нападения, когда известно, что такое нападение явится причиной случайной гибели или увечья гражданских лиц или ущерба гражданским объектам, который будет явно несоизмерим с конкретным и непосредственно ожидаемым общим военным превосходством»)
[110]. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 42.
(iii) Серьёзные нарушения общей статьи 3 Женевских конвенций:
В случае вооруженного конфликта немеждународного характера любое из следующих действий, совершенных против лиц, не принимающих активного участия в военных действиях, в том числе лиц из состава вооруженных сил, сложивших оружие, а также вышедших из строя вследствие болезни, ранения, задержания или по любой другой причине:
• посягательство на жизнь и физическую неприкосновенность, в частности, всякие виды убийства, увечья, жестокое обращение и пытки;
• посягательство на человеческое достоинство, в частности, оскорбительное и унижающее обращение;
• взятие заложников;
• осуждение и применение наказания без предварительного судебного решения, вынесенного надлежащим образом учрежденным судом, при наличии общепризнанных необходимых судебных гарантий.
Общая статья 3 Женевских конвенций стала обычным международным правом, и нарушения одного или более из её положений признаётся составляющим военное преступление в Уставах Международного уголовного трибунала по Руанде, Специального суда по Сьерра-Леоне и Статуте Международного уголовного суда, а также Международным уголовным трибуналом по бывшей Югославии
[111]. Её включение в Статут Международного уголовного суда в целом не вызвало разногласий. Следует отметить, что, хотя некоторые формулировки отличаются от формулировок эквивалентных преступлений в разделе серьёзных нарушений, применяемых во время международных вооружённых конфликтов, на практике между элементами этих преступлений различия нет. Это подтверждается Элементами преступлений для Международного уголовного суда и прецедентным правом Международного уголовного суда по бывшей Югославии
[112].
(iv) Другие серьёзные нарушения международного гуманитарного права, совершённые во время немеждународного вооружённого конфликта:
• нападение на гражданское население или отдельных гражданских лиц, не принимающих непосредственного участия в военных действиях;
• грабеж;
• сексуальное насилие, в частности, изнасилование, обращение в сексуальное рабство, принуждение к проституции, принудительная стерилизация и принудительная беременность.
Эти нарушения обычного международного права включены в перечень военных преступлений в Статуте Международного уголовного суда и, по большей части, в Уставы Международного уголовного трибунала по Руанде и Специального суда по Сьерра-Леоне (см. ниже).
(i) Нападение на гражданское население или отдельных гражданских лиц, не принимающих непосредственного участия в военных действиях. Международный уголовный трибунал по бывшей Югославии говорил о нарушении этого запрещения как о военном преступлении во время немеждународных вооружённых конфликтов
[113]. Это военное преступление не включено в такой же формулировке в Устав Международного уголовного трибунала по Руанде, однако в Уставе говорится в общем о серьёзных нарушениях Дополнительного протокола II, статья 13 которого запрещает нападения на гражданских лиц
[114]. Нападение на гражданских лиц является преступлением по законодательству многих государств
[115]. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к ВНорме 1.
(ii) Грабёж. Что касается военного преступления, совершаемого в виде грабежа, то Международный уголовный трибунал в деле Елисича в 1999 г. осудил обвиняемого за «разграбление» (термин, иногда используемый вместо слова «грабёж») согласно статье 3 своего Устава
[116]. Грабёж является преступлением по законодательству многих государств
[117]. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 52.
(iii) Сексуальное насилие, в частности, изнасилование, обращение в сексуальное рабство, принуждение к проституции, принудительная стерилизация и принудительная беременность. Что касается сексуального насилия, то в Статуте Международною уголовного суда предусматригпется, в частности, изнасилование, обращение в сексуальное рабство, принуждение к проституции, принудительная стерилизация и принудительная беременность
[118]. Уставы Международного уголовного трибунала, по Руанде и Специального суда по Сьерра-Леоне определяют это военное преступление как «посягательства. на человеческое достоинство, в частности, оскорбительное и унижающее обращение, изнасилование, принуждение к проституции и любые формы непристойного нападения»
[119]. В деле Фурунджия в 1998 г. и деле Кунараца в 2001 г. Международный уголовный трибунал по бывшей Югославии осудил обвиняемых за изнасилование в ситуации 11емеждуна.родного вооружённого конфликта
[120]. Сексуальное насилие является преступлением по законодательству многих государств
[121]. Приведённые выше комментарии относительно преступления, совершаемого в виде сексуального насилия во время международных вооружённых конфликтов, применимы и здесь. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 93.
(iv) Другие серьёзные нарушения международного гуманитарного права, совершённые во время немеждународного вооружённого конфликта (продолжение):
• отдача распоряжений о перемещении гражданского населения по причинам, связанным с конфликтом, если только этого не требуют соображения безопасности соответствующего гражданского населения или настоятельная необходимость военного характера;
• совершение над лицами, которые находятся во власти неприятеля, медицинских или научных экспериментов любого рода, которые не требуются по состоянию здоровья соответствующих лиц и серьезно угрожают их здоровью;
• заявление о том, что пощады не будет;
• нападение на медицинский или духовный персонал или объекты;
• набор или вербовка детей в возрасте до пятнадцати лет в состав вооруженных сил или групп или использование их для активного участия в боевых действиях;
• нападение на религиозные объекты или объекты культуры, при условии, что они не являются военными целями.
Эти нарушения являются нарушениями Дополнительного протокола II и обычного международного права, они включены в качестве военных преступлений в Статут Международного уголовного суда.
(i) Отдача распоряжений о перемещении гражданского населения по причинам, связанным с конфликтом, если только этого не требуют соображения безопасности соотдстствую-щсго гражданского населения или настоятельная необходимость военного характера. Это деяние является нарушением Дополнительного протокола II
[122] и обычного международного права (см. Норму 129). На практике такие деяния часто связаны с политикой «этнических чисток» или другим столь же оскорбительным обращением с определёнными группами лиц. Подобное перемещение населения включено в перечень военных преступлений в Статуте Международного уголовного суда
[123]. Оно также является уголовным преступлением по законодательству многих государств
[124]. Такие действия неоднократно подвергались осуждению со стороны Совета Безопасности ООН, Генеральной Ассамблеи ООН и Комиссии ООН по правам человека во время немеждународных вооружённых конфликтов в Афганистане, Боснии и Герцеговине, Бурунди, Заире, Ираке, Либерии, Руанде и Судане
[125]. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 129.
(ii) Совершение над лицами, которые находятся во власти неприятеля, медицинских или научных экспериментов любого рода, которые не требуются по состоянию здоровья соответствующих лиц и серьёзно угрожают их здоровью. Это деяние является нарушением Дополнительного протокола II
[126] и обычного международного права (см. Норму 92). Оно включено в перечень военных преступлений в Статуте Международного уголовного суда, если подробные эксперименты приводят к смерти лиц или серьёзно угрожают их здоровью
[127]. Это деяние также считается преступным в законодательстве многих государств
[128]. Оно является нарушением уважения, которым должны пользоваться лица, находящиеся во власти неприятеля, и вполне может квалифицироваться как жестокое обращение или посягательство на человеческое достоинство (см. Норму 90). Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 92.
(iii) Заявление о том, что пощады не будет. Это военное преступление включено в Статут Международного уголовного суда
[129]. Оно не упоминается в такой же формулировке в Дополнительном протоколе II, но на практике это то же самое, что и запрещение отдавать приказ не оставлять никого в живых, приведённое в статье 4(1), а также в статье 4(2) (h), которая запрещает угрожать убийством лиц, вышедших из строя. Выполнение таких угроз нарушило бы общую статью 3 Женевских конвенции. Приказ не давать пощады является преступлением по законодательству многих государств
[130].
Приказ не давать пощады является военным преступлением вне зависимости от того, был ли он выполнен. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 46.
(iv) Нападение на медицинский или духовный персонал или, объекты. Такие лица и объекты пользуются защитой в соответствии с Дополнительным протоколом II
[131]. Нападения на них включены в перечень военных преступлений, указанный в Статуте Международного уголовного суда, в немного другой формулировке, а именно «нанесение ударов по зданиям, материалам, медицинским учреждениям и транспортным средствам, а также персоналу, использующим в соответствии с международным правом отличительные эмблемы, предусмотренные Женевскими конвенциями»
[132]. Несмотря на эту формулировку, следует отметить, что отличительная эмблема сама по себе не предоставляет лицу или объекту статус покровительствуемого, следовательно, преступление в действительности состоит в нападении на лиц или
объекты, если известно, что они являются медицинским персоналом, медицинскими учреждениями, санитарно-транспортными средствами и духовным персоналом, вне зависимости от того, используют ли они эмблему
[133].
Духовный персонал, как военный, так и гражданский, имеет право на такое же уважение, что и военный или гражданский медицинский персонал. Нападения на такой персонал признаются преступными в законодательстве многих государств
[134].
Комиссии экспертов ООН, учреждённые в соответствии с резолюциями Совета Безопасности ООН 780 (1992) и 935 (1994), расследовали нарушения международного гуманитарного права во время конфликтов в бывшей Югославии и Руанде соответственно, основываясь на том, что эти нарушения составляют военные преступления
[135]. Подобным же образом нападения на больницы, медицинские формирования и санитарно-транспортные средства криминализованы в законодательстве многих государств
[136].
Нападения на покровительствуемых лиц или объекты в Руанде, Сомали и бывшей Югославии подвергались осуждению со стороны Совета Безопасности ООН и Комиссии ООН по правам человека
[137]. Защита санитарных летательных аппаратов является предметом более конкретных условий, чем защита других объектов (см. комментарий к Норме 29). Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Нормам 25–30.
(v) Набор или вербовка детей в возрасте до пятнадцати лет в состав вооружённых сил или групп или использование их для активного участия в боевых действиях. Эти действия включены в перечень военных преступлений в Статуте Международного уголовного суда
[138]. Включение этого военного преступления не вызвало разногласий при обсуждении Статута Международного уголовного суда. Это преступление также включено в Устав Специального суда по Сьерра-Леоне
[139]. Вербовка детей в возрасте до 15 лет в состав вооружённых сил или групп или использование их для активного участия в боевых действиях во время немеждународных вооружённых конфликтов впервые были запрещены в договорном праве Дополнительным протоколом II
[140]. С тех пор незаконность подобных действий стала общепризнанной и была подтверждена в Конвенции о правах ребёнка, участниками которой являются практически все государства
[141]. Использование детей в возрасте до 15 лет в различных немеждународных вооружённых конфликтах неоднократно и решительно осуждалось международным сообществом
[142]. Это военное преступление также закреплено в законодательстве многих государств
[143].
Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Нормам 136–137.
(vi) Нападение на религиозные объекты или объекты культуры, при условии, что они не являются военными целями. Такие действия запрещены Дополнительным протоколом II
[144] и обычным международным правом (см. Норму 38). Оно включено в число военных преступлений в Статуте Международного уголовного суда в формулировке Гаагского положения
[145]. Нападения на такие объекты во время немеждународных вооружённых конфликтов криминализованы в Гаагской конвенции о защите культурных ценностей
[146], в которую вносит уточнения Второй протокол
[147]. Об особом значении, которое придаёт этому запрещению международное сообщество, свидетельствует осуждение подобных нападений в Афганистане и бывшей Югославии
[148]. Эти деяния являются преступлением по законодательству многих государств
[149]. Это преступление также включено в Устав Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии
[150]. В деле Тадича в 1995 г. Международный уголовный трибунал по бывшей Югославии признал, что оно применимо и к немеждународным вооружённым конфликтам
[151]. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 38.
(iv) Другие серьёзные нарушения международного гуманитарного права, совершённые во время немеждународного вооружённого конфликта (продолжение):
• нападение на гражданские объекты;
• захват имущества неприятеля, за исключением случаев, когда этого требует военная необходимость;
• нанесение ударов по персоналу или объектам, задействованным в оказании гуманитарной помощи или в миссии по поддержанию мира, проводимой в соответствии с Уставом Организации Объединённых Наций, пока они имеют право на защиту, которой пользуются гражданские лица или гражданские объекты в соответствии с международным гуманитарным правом;
• вероломное убийство или ранение комбатанта неприятеля.
Это нарушения обычного международного права, перечисленные в качестве военных преступлений в Статуте Международного уголовного суда
[152].
(i) Нападение на гражданские объекты. В Статуте Международного уголовного суда используется не эта формулировка, но по сути это то же самое, что военное преступление в виде уничтожения «имущества неприятеля, за исключением случаев, когда такое уничтожение ... настоятельно диктуются обстоятельствами конфликта»
[153]. Запрещение нападения на гражданские объекты содержится во многих военных уставах и наставлениях, применяемых в немеждународных вооружённых конфликтах
[154]. Многие государства приняли законодательные акты, объявляющие преступлением нападение на гражданские объекты во время вооружённого конфликта
[155].
Преступный характера нарушения, указанного в Статуте Международного уголовного суда и приведённом выше законодательстве, основан на том значении, которое международное сообщество придаёт необходимость уважать гражданские объекты. В деле Блашкича в 2000 г. Международный уголовный трибунал по бывшей Югославии признал подсудимого виновным в «незаконных нападениях на гражданские объекты» в нарушение статьи 3 Устава Трибунала
[156].
Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 7.
(ii) Захват имущества неприятеля, за исключением случаев, когда этого требует военная необходимость. В дополнение к грабежу, захват имущества, не оправданный военной необходимостью, включён в число военных преступлений в Статуте Международного уголовного суда
[157]. В Уставе Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии «разграбление общественной или частной собственности» числится среди военных преступлений
[158]. В деле Елисича Международный уголовный трибунал по бывшей Югославии осудил обвиняемого за разграбление в соответствии со статьёй 3(е) своего Устава
[159]. Захват имущества, не оправданный военной необходимостью, является преступлением по законодательству многих государств
[160]. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 50.
(iii) Нанесение ударов по персоналу или объектам, задействованным в оказании гуманитарной помощи или в миссии по поддержанию мира в соответствии с Уставом Организации Объединённых Наций, пока они имеют право на защиту, которой пользуются гражданские лица или гражданские объекты по международному гуманитарному праву. Это военное преступление содержится в статье 4 Устава Специального суда по Сьерра-Леоне и в Статуте Международного уголовного суда
[161]. Оно было включено туда на основании того, что подобные действия составляют нападения на гражданских лиц или гражданские объекты. Нападение на персонал или объекты, задействованные в миссиях по поддержанию мира, является преступлением по законодательству многих государств
[162]. Также важно, что подобные операции осуществляются во время конфликтов любого типа, и характер конфликта ни в коей мере не влияет на уважение, которое, по мнению международного сообщества, должно оказываться такому персоналу и его оборудованию. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Нормам 31 и 33.
(iv) Вероломное убийство или ранение комбатанта неприятеля. Это военное преступление включено в Статут Международного уголовного суда
[163]. Оно является преступлением по законодательству многих государств, особенно если связано с вероломным использованием эмблемы красного креста или красного полумесяца
[164]. Преступность этого деяния в немеждународных вооружённых конфликтах также была подтверждена Апелляционной камерой Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии в деле Тадича в 1995 г.
[165] Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 65.
(iv) Другие серьёзные нарушения международного гуманитарного права, совершённые во время немеждународного вооружённого конфликта (продолжение):
• применение запрещённых видов оружия;
• совершение нападения неизбирательного характера, приводящего к смерти или ранениям гражданских лиц, или совершение нападения, когда известно, что оно приведёт к чрезмерным потерям жизни среди гражданского населения, ранениям гражданских лиц или ущербу гражданским объектам;
• превращение необороняемых местностей и демилитаризованных зон в объект нападения;
• использование живых щитов;
• рабство;
• коллективные наказания;
• совершение действий, подвергающих гражданское население голоду, в качестве способа ведения войны путём лишения его предметов, необходимых для выживания, включая создание препятствий для предоставления помощи.
Эти нарушения не перечислены в Статуте Международного уголовного суда как военные преступления. Однако практика государств признаёт тяжесть этих нарушений, и, следовательно, суд имел бы достаточно оснований полагать, что подобные действия во время немеждународного вооружённого конфликта являются военными преступлениями.
(i) Применение запрещённых видов оружия. Недавние договоры, запрещающие применение конкретных видов оружия в конфликтах любого типа, требуют, чтобы их применение влекло за собой уголовное наказание. Это относится к Конвенции о химическом оружии, Протоколу II с поправками к Конвенции об обычном оружии и Оттавской конвенции, запрещающей противопехотные мины
[166]. В Статуте Международного уголовного суда применение запрещённых видов оружия не включено в разделы, касающиеся немеждународных вооружённых конфликтов, однако этот вопрос не обсуждался открыто на Дипломатической конференции в Риме.
В нескольких военных уставах и наставлениях предусмотрено, что применение запрещённых видов оружия является военным преступлением
[167]. Национальное законодательство, криминализующее применение запрещённых видов оружия, использует при этом общие слова. Ни в одном случае законодательство не ограничивает преступность такого деяния международными вооружёнными конфликтами, а в нескольких случаях в прямой форме криминализовано применение запрещённых видов оружия во время немеждународных вооружённых конфликтов
[168]. Поскольку большинство государств определяют «военное преступление» как «нарушение» или «серьёзное нарушение» международного гуманитарного права (см. выше), разумно сделать вывод, что они сочли бы, что применение запрещённых видов оружия во время немеждународных вооружённых конфликтов входит в эту категорию.
В Бюллетене Генерального секретаря ООН о соблюдении силами ООН норм международного гуманитарного права, который не ограничивается международными вооружёнными конфликтами, предусматривается, что нарушения его норм, в том числе тех, которые требуют соблюдения договоров, запрещающих применение определённых видов оружия, должны рассматриваться как уголовные преступления
[169].
Применение запрещённых видов оружия также может составлять другое военное преступление, в частности, нападение на гражданских лиц или совершение нападений неизбирательного характера. Это, например, произошло бы в случае применения биологического оружия. Ссылки на другую практику можно найти в комментариях к Нормам 70–79 и Норме 86.
(ii) Совершение нападения неизбирателъного характера, приводящего к смерти urn ранениям гражданских лиц, или совершение нападения, когда известно, что оно приведёт к чрезмерным потерям жизни среди гражданского населения, ранениям гражданских лиц или ущербу гражданским объектам. Совершение нападений неизбирательного характера во время немеждународных вооружённых конфликтов достаточно часто и решительно осуждалось международным сообществом, чтобы указать на принадлежность к обычному праву этого запрещения, которое защищает важные человеческие ценности и направлено на предотвращение неоправданных смертей и ранений. Совершение нападений неизбирательного характера является преступлением по законодательству многих государств
[170]. Международный уголовный трибунал по бывшей Югославии упоминал это нарушение в ситуации немеждународного вооружённого конфликта в деле Тадича в 1995 г. и, в общих словах, в деле Купрешкича в 2000 г.
[171] Те же соображения верны и в отношении совершения нападения, когда известно, что оно приведёт к чрезмерным потерям жизни среди гражданского населения, ранениям гражданских лиц или ущербу гражданским объектам. В частности, совершение таких нападений является преступлением по законодательству многих государств
[172].
Как нападения неизбирательного характера, так и нападения, при которых не соблюдается принцип соразмерности, можно приравнять к нападениям на гражданских лиц, если совершающее их лицо сознавало, что последствия нападения будут именно такими при обычном ходе событий. На самом деле это подтвердила Комиссия ООН по правам человека, когда выразила серьёзную озабоченность в связи с «сообщениями о несоразмерном и неизбирательном использовании российской военной силы» в конфликте в Чечне на основании Дополнительного протокола II, который запрещает нападения на гражданских лиц, но не упоминает конкретно о нападениях неизбирательного характера или нападениях, при которых не соблюдается принцип соразмерности
[173].
Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Нормам 11 и 14.
(iii) Превращение необороняемых местностей и демилитаризованных зон в объект нападения. Эти действия составляют военное преступление, потому что такие нападения являются нападениями либо на гражданское население, либо на гражданские объекты, то есть уничтожением имущества неприятеля, которое не диктуется настоятельно обстоятельствами конфликта (см. Норму 50)
[174]. Это преступление является правонарушением по законодательству многих государств
[175]. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Нормам 36–37.
(iv) Использование живых щитов. Это деяние было признано военным преступлением Международным уголовным трибуналом по бывшей Югославии либо как форма жестокого обращения
[176], либо как посягательство на человеческое достоинство
[177]. Законодательство нескольких государств криминализует использование живых щитов во время немеждународных вооружённых конфликтов
[178]. Использование живых щитов во время немеждународных вооружённых конфликтов осуждалось государствами и Организацией Объединённых Наций, например, в связи с конфликтами в Либерии, Руанде, Сомали, Сьерра-Леоне, Таджикистане и бывшей Югославии
[179]. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 97.
(v) Рабство. Рабство запрещается Дополнительным протоколом II
[180] и обычным международным правом (см. Норму 94). Военные уставы и наставления и законодательство многих государств запрещают рабство и работорговлю или «порабощение»
[181]. Кроме того, эти деяния являются военными преступлениями, потому что они составляют жестокое обращение или посягательство на человеческое достоинство (см. Норму 90). Рабство и рабский труд также запрещены по законодательству многих государств
[182]. Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 94.
(vi) Коллективные наказания. Коллективные наказания запрещены Дополнительным протоколом II
[183] и обычным международным правом (см. Норму 103). Это запрещение также закреплено в законодательстве многих государств
[184]. Это военное преступление включено в Уставы Международного уголовного трибунала по Руанде и Специального суда по Сьерра-Леоне
[185]. Кроме того, коллективные наказания являются военным преступлением, потому что состоят в лишении лиц права на справедливое судебное разбирательство (см. Норму 100) и могут также составлять жестокое обращение (см. Норму 90). Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Норме 103.
(vii) Совершение действий, подвергающих гражданское население голоду, в качестве способа ведения войны путём лишения его предметов, необходимых для выживания, включая создание препятствий для предоставления помощи. Эти действия запрещены Дополнительным протоколом II
[186] и обычным международным правом (см. Норму 53). Кроме того, существует весьма обширная практика государств, в которой выражается возмущение подобными действиями, совершаемыми во время немеждународных вооружённых конфликтах, в том числе созданием препятствий для предоставления помощи, которые привели к голоду среди гражданского населения. Эта практика доказывает, что подобные деяния являются не только нарушением обычного международного права, но и очень серьёзным нарушением с точки зрения международного сообщества.
Комиссия ООН по правам человека охарактеризовала намеренное создание препятствий для доставки гуманитарной помощи гражданским лицам в Судане как «оскорбление человеческого достоинства»
[187]. Особого внимания заслуживает тот факт, что Комиссия экспертов ООН, учреждённая в соответствии с резолюцией Совета Безопасности ООН 935 (1994), включила нарушение статьи 14 Дополнительного протокола II в свой промежуточный доклад о нарушениях международного гуманитарного права в Руанде
[188].
Несколько государств криминализовали использование голода среди гражданского населения в качестве метода ведения войны
[189]. Кроме того, на практике эти нарушения составляют убийство гражданских лиц (что само по себе является военным преступлением), поскольку каждое нарушение состоит из намеренных действий, которые при обычном ходе событий приведут к смерти этих лиц. Они могут также считаться бесчеловечным обращением (см. Норму 87).
Ссылки на другую практику можно найти в комментарии к Нормам 53–55.
Следует отметить, что определённые деяния, не перечисленные выше, являются, тем не менее, преступными, поскольку состоят из сочетания ряда военных преступлений. Этими так называемыми смешанными военными преступлениями являются, в частности, насильственные исчезновения и этнические чистки. Насильственное исчезновение на практике составляет лишение лица права на справедливое судебное разбирательство и часто также убийство (см. комментарий к Норме 98). Этнические чистки сочетают в себе различные военные преступления, такие как убийство, изнасилование, незаконная депортация или отдача распоряжений о перемещении гражданского населения по причинам, связанным с конфликтом, если только этого не требуют соображения безопасности соответствующего гражданского населения или настоятельная необходимость военного характера, а также посягательства на человеческое достоинство на основе расовой дискриминации и бесчеловечное или унижающее обращение (см. комментарий к Норме 129).